Январь, 2010 Три в Каталонии
Барселона — Гауди — 20 января
На центральной площади «несуны» выстроились в живой торговый ряд. Бренды, лейблы, фирмы, пряжки, лямки, застёжки — любые поделки-подделки именитых домов мод, в одном моментально раскрывающемся и закрывающимся ковре-парашюте. Дернул за веревочки и магазин открылся, дернул еще раз — и только тебя и видели. По вечерам в Барселоне небезопасно. Особенно если вы не каталонец. Девушка. С лишними в такой ситуации вещами. И никуда не торопитесь. Мы прогуливались по ночному городу, восхищаясь его уютностью и отличием от других таких похожих... По ночам многие схожи, но Барселона, в числе немногих. Мягкий свет, широкие улицы, невысокие дома и одинокие полосатые такси. Особое головокружительное состояние, когда в поле твоего зрения возникает только то, что тебе нравится. Днем ничего не меняется. Город остается таким же обворожительно обволакивающим. Но при этом еще и образцово безопасным. Обязательно поймайте красный автобус и на пару часов отправьтесь с ветерком в беспечное путешествие с высоты второго этажа. Выходите только на «знаковых» остановках, гуськом следуйте за такими же как вы и маниакально фотографируйте. Столица Каталонии гордится своей неиспанностью. Другой язык, другая история, другие люди, обычаи и ментальность — не зная подробностей, будет сложно найти различия. Он родился, вырос, работал и умер в фамилии Каталония, оставив всему миру город, который уже никогда не будет носить имя Барселона отдельно от своего отчества — Гауди. В какой-то момент, начинает казаться, что все постройки в Барселоне, должны быть спроектированы только Антонио Гауди или, по крайней мере, им одобрены. Его талант на грани безумства или безумство на грани таланта, пронизанный дактилоскопией, буквальностью и естеством — пугает. Поражает. Удивляет. Нравится. Стоить увидеть: все что он построил. Особенно стоить увидеть: то, что он не достроил. И обязательно стоит увидеть: то, что он задумал. Барселона влюбляет в себя с первого взгляда. Но, как настоящая красавица, однажды безумно очаровавшая, она трепетно хранит тайну своей красоты. Не пытайтесь угадать, распознать или понять. Тот самый случай, когда лучше еще раз увидеть, чем остаться.
Жирона — Колумб — 21 января
«Мы не Испанцы» - огромными буквами на бетонном русле реки Оньяр провозглашает свою независимость некогда богатейшая и красивейшая бывшая столица Каталонии. Сеченные улочки с рубленными мостовыми и как тоннели пещер арками между скошенными каменными стенами домов уводят в глубь истории. Прогуливаясь по Жироне, чувствуешься себя провинциалом. Даром, что Прованс, чуть ли не за поворотом. Всё так мирно, степенно, ухоженно, словно выверено метрономом и развешано занавесками по окнам. В мясной лавке, объяснившись по-каталонски на пальцах, покупаешь хамон. Черные копытца, белые копытца — тончайшими ломтиками на парафиновую бумагу и дальше вверх вниз, влево вправо, по переулкам и подворотням. Вкус таит на языке и дымкой оседает на небе. Иду дальше. Когда римляне закладывали форпост они и не надеялись, что город станет «легендой осад». Сменялись империи, правители, времена — Жирона оставалась маковкой, не отсекши которую, и победа не победа, и война не война. Не знаю, бывает ли Оньяр полноводной хоть в какое-то время года, но вряд ли вода сможет смыть гордость и ненависть с бетонных плит. Народ иудейский, гонимый в Землю Обетованную, во все времена был ненавистен и обречен. Став меккой, святой церковью, храмом для всего испанского иудейства, Жирона породила кабаллу. Люди, даже будучи, всегда ищут лучшей жизни и в религии и на земле. Не одиножды перечитывая Тору, между буквой А и Б можно найти целый алфавит, а в словах Мир, Бог, Спасение — судьбу и значение своего народа. Он был генуэзцем. Без ломаного гроша. Полный всевозможных навязчивых идей. Истоптав подметки и разбив мысы о королевские троны, Колумб, босыми ногами взошел на палубу Санта-Марии и отправился на поиски Вест-Индии. Королева Испании дала ему больше чем титул и свое покровительство, но она не дала ему денег. Деньги дали они — и поплатились. Ей он отплатил Америкой, а их она подвергла гонениям. Сразу после того, как корабли были полностью снаряжены и стояли в порту готовые к отплытию, Иври покинули Испанию. Колумб, как одержимый, еще трижды пускался на поиски Индии и трижды утыкался в Америку. Пока не умер, осознав, что все приобретенные за годы путешествий ценности, растрачены на сами путешествия и самих же путешественников. Его прах несколько столетий повторял его скитания от Испании к Америке, пока не упокоился толи в испанской Севилье, толи в доминиканском Санто-Доминго... но, что до его души, то я уверен, что в конце своей жизни Колумб таки осуществил свою мечту, и, познав тайну реинкарнации, в сладких клубах хэша возродился на Гоа бабочкой.
Фигерас — Дали — 22 января
Они идут толпами. Обычно проездом. Или на весь день, но никак не в прогулках по городу. Тем более, что место куда все стремятся находится в центре, а центр Фигераса, мало чем отличается от центра любого каталонского городка престарелого возраста и такого же мизерного масштаба. Они никогда не прогуляются по городскому парку, не пройдутся по улицам новых райнов, не посмотрят в лица и на быт тех, с чьими отцами и матерями он жил бок о бок. Тот, ради которого все они приезжают в Фигерас — город, ставший кладбищем, с единственной могилой — музеем-театром Сальвадора Дали. Я паркую машину на подземной парковке и замираю в понимании того, что теперь не я, а город идет по мне. Он был бы доволен. Спустя много лет, почти целую жизнь, он решил вернуться. Но не потому, что ему здесь нравилось: он еще в юности бежал отсюда и никогда не возвращался. А потому, что он боялся смерти. Сальвадор Дали не раскрыл единственной самой важной метаморфозы всей своей жизни — смерти. Великий мастер метаморфозы, способный своим гением, казалось бы из ничего делать нечто и обратно — нечто превращать в ничто. Познавший смысл всего сущего, природу вещей и их невероятную способность, гибкость к перетеканию, к перевоплощению и видоизменению. Он показал всему Миру, как может выглядеть этот Мир, если его сложить из других деталей. Сальвадор, как и любой ученый, посвятившей себя точным наукам, предельно буквально видел все, на что падал его взгляд и — с легкостью ребенка и аккуратностью ювелира — изменял традиционное представление о традиционном. Он безумил и наслаждался своей «механизаторской» способностью видеть в простом — сложное и из сложного делать простое. Гала, как и любая женщина из Казани, сначала переехавшая в поисках лучшей жизни в Москву, а затем встретившая никчемного гения, сотворила с Дали метамарфозу, от которой они оба были в восторге — бесплатное преподнесла, как бесценное. Она так и не поняла, что стала для него не музой, а инструментарием к самому же себе. Его дом лежал в руинах четверть века. Городской театр, актеры которого так и не вернулись со второй мировой, вновь стал культурным центром города Фигерас. Театр стал его последней лабораторией, в которой должен был произойти самый важный опыт изобретателя спектральных очков, туфель на рессорах, грима не отбрасывающего тени, накладных ногтей с зеркальной поверхностью, пластикового стула анатомической формы, прозрачного манекена, осязательного кино, всевозможных устройств для наслаждений и истязаний, передвижного механического алтаря и тайны гения Сальвадора Дали. Религия и наука оказались бессильны и взаимонедоказуемы. Дали больше не покинул своей лаборатории, скрупулезно подготовив все, что необходимо для опыта. Опыт состоялся. Сальвадор Дали умер. Метаморфоза произошла. Сторож подземной парковки с интересом расспросил нас и вернулся к чтению газеты. Семьдесят лет в Фигеросе, пять лет на паркинге, завтра двадцать первая годовщина со дня последней метамарфозы Спасителя.
|